Сказка о продажной любви к президенту – полцарства за второго «Оскара»! Излёт постмодернизма, как и периоды увядания всех любых художественных эпох, радует яркими красками и искрами фантазии.
К числу таких находок, вне всякого сомнения, относится новая книга Йохана Вайсса. Заметим, что в факсимиле на обложке значится более энергичное написание имени — «Ёхан!».
Жанр сконструирован Ёханом согласно «канонам» постмодерна – «Документальная сказка. Неоконченная пьеса для механического театра марионеток».
Если говорить о литературных источниках вдохновения автора, то автор их не скрывает. Ё.Вайсс опирается и отталкивается от Е.Шварца. Можно даже сказать, что Ё.Вайсс – это и есть Е.Шварц нашего времени. В том же смысле, как Саша Белый из «Бригады» — это постсоветский римейк, изблёвывание от души, выдавливание из себя романтического героя вообще, и в частности – Саши Белова-Иоганна Вайса из фильма «Щит и меч».
«Охота на Медведа» — точно такой же фантастически извращенный парафраз «Обыкновенного чуда». Точнее сказать — авторизованный перевод с литературного русского на рублевский «новорусский» вперемешку с блоггерским «албанским». Если у Шварца – эмоциональное общение живых героев, то у Вайсса – в полном соответствии с эпохой выкладывается «распечатка» электронной коммуникации «андроидов».
В каждом новом действии пьесы механический театр разворачивается к зрителю очередным зубчатым колесом или коленным валом своего холодного электронного нутра. Обмен электронными письмами сменяется серией «эсэмэсок», комментарии в «живом журнале» признанного умершим Медведа сменяются обменом мнениями на сайте «Компромат.Ру». Театр у Вайсса вывернут наизнанку, зритель видит подвал, пространство под сценой с поворотными механизмами, но не видит живых актеров.
Даже когда в кульминационный момент имеет место вроде бы живая встреча Медведа с Охотником, тонированные стекла бронированного «мерседеса» и темные очки не позволяют до конца поверить, что Охотник – это охотник, а не фонограмма, наложенная на голограмму. Только знаменитые усы и оскал улыбки живут своей жизнью как цитата из другой сказки про Чеширского Кота.
Безусловной удачей и точным попаданием в стиль актуального искусства является замена действующих лиц пьесы на персонажей программы «Время». Разумеется, вместо Короля популярный Президент. Абсолютно узнаваем наглый рыжий Администратор с его манией все приватизировать. Вместо Трактирщика по имени Эмиль королю, то есть президенту прислуживает Ресторатор по имени Эрнст. Что касается романтических героев – Принцессы и Медведа, то их как бы и нет. Живой Медвед оказывается призраком в этом вторичном мире «теней», «андроидов», «дублей». Даже самый сильный крик живой души Медведа не позволяет пробиться в электронные диалоги механических актеров. Поэтому почти все реплики Медведа даны мелким шрифтом в авторских ремарках.
Самой удачной находкой Вайсса является, разумеется, образ Охотника. Он настолько узнаваем еще со времен захаровской экранизации Шварца, что Вайсс даже не стал переименовывать Охотника в «Режиссера». Тем самым подчеркнув, что именно Охотник стал заглавным героем документальной сказки. Не узнать прототипа Охотника по диалогам Шварца-Вайсса просто невозможно:
«Ресторатор. Увы, государь, этот охотник теперь совсем не охотится.
Президент. А чем же он занимается?
Ресторатор. Борется за свою славу. Он добыл уже пятьдесят дипломов, подтверждающих, что он знаменит, и засудил шестьдесят хулителей своего таланта.
Президент. А здесь он что делает?
Ресторатор. Отдыхает! Бороться за свою славу – что может быть утомительнее?
Президент. Ну, тогда черт с ним…»
Или вот еще:
«Охотник. К черту сценарии! Есть мне время заниматься глупостями, когда там внизу глупцы и завистники роют мне яму.
Ученик А может, не роют?
Охотник. Роют, знаю я их!
Ученик. Ну и пусть. А мы наснимали бы фильмов целую гору – вот когда нас боялись бы… Они нам яму, а мы им режиссуру, ну и вышло, что мы молодцы, а они подлецы. Наснимать бы…
Охотник. Осел! Наснимать бы… Как начнут они там внизу обсуждать каждый мой кадр – с ума сойдешь! Президента, мол, он снял, как в прошлом веке, ничего не внес нового в это дело. А если, чего доброго, промахнешься! Я, который до сих пор брал все призы и премии без промаха? Молчи! Убью! (Очень мягко). А где же мой новый ученик?»
Впрочем, автор не склонен доверять проницательности читателя. Поэтому в ремарках при первом же появлении Охотника в трактире «Гоголь» присутствует огромный плакат к премьере нового фильма режиссера Гаврилы Нахалкова «Полночь».
Образ талантливого режиссера, вставшего на тропу охоты за призами, премиями, дипломами, скандальной известностью – что еще может более выпукло выразить саму суть эпохи победившего Гламура.
Охотник страдает. Это живое страдание – единственное, что выделяет его из сонма механических персонажей, и единственное, что роднит с призраком живого Медведа.
Но причина страданий Охотника – вовсе не в творчестве, а в отсутствии одного единственного недостающего диплома. Собственно говоря, и диплом-то у него уже есть, самый что ни на есть подлинный Диплом о присуждении Самого Главного Приза. Но именно он, этот вожделенный Диплом и есть непосредственный источник страданий. Каждый раз, бережно сдувая пылинки с золотой рамочки, Охотник вспоминает, что точно такой же Диплом есть и у других режиссеров. Скрежет зубовный и бессонные ночи – вот что такое вожделенный, но неверный Диплом, отдающийся направо и налево разным проходимцам и завистникам. Единственный выход из невыносимой ситуации – стать, наконец, Единственным Дважды Лауреатом Главной Премии.
Поэтому, когда призрак Медведа предлагает рискованную сделку, Охотник не в силах преодолеть такой соблазн. Хотя отлично понимает, что это уже вовсе и не охота, и даже не привычное браконьерство — в смысле конъюнктурщина, а самое что ни на есть покушение на убийство Медведа – то есть в некотором смысле самоубийство все еще живой части души самого Охотника.
В этой части пьесы драматург Вайсс явно выходит за рамки гламурного дискурса, поднимаясь до философских обобщений. Эта попытка побега, выхода за рамки «флажков» актуального искусства не остается безнаказанной. Автору явно изменяет политкорректное чувство меры – от любовного смакования скандальных подробностей он незаметно переходит к обличению и разоблачению главного героя – Охотника, в котором все мы давно узнали любимого режиссера нашего президента Никиту Сергеевича Михалкова.
Вот это непонимание самой сути Гламура, разницы между смакованием и обличением, собственно, и приводит к такой ситуации, когда книгу приходится издавать и ни один московский магазин и даже книжный лоток не рискнет нарываться на неприятности с органами, бдительно стоящими на защите друзей президента.
Мы уже не говорим о том, что сами разоблачения попахивают смешением двух жанров – компромата и фантастики. Нет, то, что любимый режиссер президента использует самого президента для раскрутки нового фильма – это как раз норма гламурной жизни. Но вот поверить в то, что за спиной президента наш Охотник сговаривается с Настоящими Хозяевами Главной Премии и фактически торгует своей дружбой с президентом, возможностями лоббирования интересов транснациональных медиа-корпораций – это уже не скандал, и не гламур, а самый что ни на есть выход за рамки. По сути – это донос, или может быть донесение. Недаром наш драматург самим своим псевдонимом намекает на принадлежность к чекистскому братству «Щита и Меча».
Можно еще поверить в сам факт закулисного торга режиссера с заокеанскими медиа-магнатами о продаже за второго Оскара какой-то еще неприватизированной части Отечества. Или, может быть, нескольких метров виртуальной «границы», защищающей русского Медведа – символа Рунета, от экспансии западных медиа-корпораций.
Но совершенно фантастической выглядит реализация такой сделки со стороны нашего Охотника. Автор пытается убедить нас, что будущий дважды оскароносец, пользуясь близким знакомством с президентом, контролирует ключевую лоббистскую позицию по вопросам интеллектуальной собственности на медиа-продукцию. В пьесе выведен даже персонаж, имеющий характерную говорящую фамилию – статс-секретарь Жигало. Явный намек на «жиголо» в значении продажного типа.
Будто бы этот самый Жигало, которому наш Охотник обещает должность министра, как бывший военный, тупо и без раздумий исполняет все команды Охотника. А за это Охотник постоянно защищает своего карманного замминистра от увольнения – немедленно начинает звонить в канцелярию президента и грозит пожаловаться самому.
Собственно, по условиям сделки с настоящими хозяевами Главной Премии главной задачей Охотника является, используя статс-секретаря Жигало, передать управление авторскими правами в руки конкретных некоммерческих организаций, контролируемых транснациональными корпорациями.
В тексте пьесе даже приведены оригинальные распечатки электронных рассылок, в которых некая фонографическая ассоциация раскрывает планы по защите интересов исключительно иностранных правообладателей, и тут же отчитывается об установлении доверительных отношений со статс-секретарем Жигало.
Но самое главное, в пьесе есть распечатка телефонного разговора между адвокатом транснациональной корпорации и карманным замминистра нашего Охотника, в котором очень четко ставится задача. Во-первых, не допустить, чтобы основные требования к некоммерческим организациям утверждало российское правительство, нужно аккуратно обмануть аппарат правительства, чтобы все решалось на уровне министерства, то есть статс-секретаря Жигало, которого ни министр, ни премьер уволить не может из-за рьяной защиты Охотника.
И, во-вторых, нужно обязательно записать в правилах аккредитации некоммерческих организаций, что управление авторскими правами можно доверить только такой конторе, которая уже имеет договора с зарубежными организациями. В этом случае решать, кто достоин, а кто нет, защищать интересы российских авторов и исполнителей будут фактически зарубежные, западные ассоциации, находящиеся под контролем транснациональных медиа-корпораций. Ведь наличие таких договоров зависит от них, а не от воли российских авторов, музыкантов, продюсеров, и даже не от воли российского правительства.
Нет, все это уже не актуальное искусство, а злобный домысел и попытка опорочить доброе имя любимого режиссера нашего президента.
Разве можно всерьез представить, что статс-секретарь нашего российского министерства, да еще лучший друг лучшего друга нашего президента, может сочинить такой нормативный акт, где защищаются интересы западных, а не российских компаний. Наш Охотник, который Гаврила Нахалков, он же очень умный режиссер, он ведь понимает, что контроль транснациональных корпораций над российским рынком интеллектуальной собственности – это смерть не только Медведа, в смысле нашего бизнеса, работающего Рунете, но и постепенное вытеснение с рынка или поглощение западными компаниями всех отечественных медиа-корпораций.
Станиславский в такой ситуации закрыл бы глаза и сказал бы: «Не верю!» Как и Пушкин – мол, гений и злодейство…Так не бывает! (или ?)
Источник информации: alexa_82
(Еще не оценили)